|
Enrolling Our Latin Neighbors
Governments have long embarked upon limited programs of international scientific cooperation, including in colonial science policies as well as technical exchanges and missions between countries. After World War II, however, United States foreign policy invested these activities with a broader meaning and significance for world order. In doing so, it built on efforts to promote intellectual cooperation and exchange among the nations of the world in the late 19th and early 20th centuries, many of which had led to the creation of international organizations and had been incorporated into the League of Nations. There are important differences, however, between international scientific cooperation during these two periods. First, many prewar international organizations operated as private entities, in which individuals not governments cooperated with one another, for professional not geopolitical reasons. Second, much of the prewar activity was justified by a logic that connected scientific exchange to broader forms of intellectual and cultural exchange. By contrast, postwar justifications connected scientific cooperation to technological, economic, and security concerns. These two shifts in logic were forged, I argue, in the development of U.S. Latin American policy from 1938 to 1945.
When U.S. President Franklin D. Roosevelt came to office in 1933, his immediate concerns were naturally on the depression that haunted the American economy. During his first one hundred days, however, Roosevelt took time to put in place new foreign policy objectives for at least one region of the world, Latin America. During his inaugural speech, Roosevelt announced that his foreign policy would make the United States into a “good neighbor” to the countries of the world, and in an April speech, he articulated new ideas for what that would mean for Latin America. The following summer, he put his principles into action, refusing to use American treaty rights to intervene militarily during a series of changes in Cuban government, winning both public and official admiration in many of the Latin American republics.
Increasingly referred to as his Good Neighbor Policy, inter-American relations acquired a new importance in Roosevelt’s eyes with the rise of tensions in Europe. Roosevelt now saw the need to enroll Latin America in security agreement that would prevent war from spreading to this hemisphere. U.S. and Latin American leaders met in 1936 in Buenos Aires and again in 1938 in Lima to lay down ground rules for inter-American cooperation should Europe plunge into active war. Following the Lima meeting, Roosevelt indicated his desire to build upon these dramatic successes through “a concrete program designed to render closer and more effective the relationship between the Government and people of the United States and our neighbors in the twenty republics to the south.” In response, Roosevelt’s advisors set up a new committee, appropriately if unimaginatively titled the Inter-departmental Committee on Cooperation with the American Republics. The committee set to work in May 1938 to identify projects and activities “in which the Government of the United States is in a position to cooperate with the other American republics for their mutual advantage.” The committee, composed of key government leaders, was chaired by Sumner Welles, Under Secretary of State, and its November 1938 report, detailing a proposed slate of projects, was submitted to Roosevelt under the signatures of his key cabinet officials.
The program laid out in the committee’s first report proposes approximately $1 million in projects to be carried out by each of the 13 agencies involved, with the largest contributions to go to Agriculture ($350,000), the National Emergency Council ($176,000), and the Public Health Service ($100,080). Proposed projects ranged broadly, including but not limited to such subjects as soil and forest surveys, training in meteorological techniques, construction of the inter-American highway, loan of experts in fisheries, improvement of statistical services, films for distribution to both U.S. and Latin American audiences, fellowships for librarians, collections of folk music, ethnological studies of “aborigines of the New World,” establishment of a central Translating Office in the State Department, research on tropical diseases, and studies of means to simplify passport and landing requirements and liberalize tourist regulations.
Justifying the projects proposed, the report notes that they include “studies, investigations and enterprises to be carried out in such of the American republics as are desirous of engaging in them,” as well as “projects for extending the educational, scientific and technical facilities of the several agencies.” Attention is given to “intergovernmental cooperation,” “expert assistance,” “offer of service training for accredited foreign officials,” “exchanges of students and professors,” and translations of U.S. government publications, “especially those relating to public health, educational, scientific and technical matters, commerce, conservation, et cetera.” The projects were put together with an eye toward “the increasing importance of cultural relationships” and “the premise that the republics of the New World have the same aspirations, that the welfare of the community of American nations demands their increasingly close and friendly association, and that through a program of practical, reciprocal cooperation the fulfillment of our common American ideals can be brought appreciably closer to achievement.”
The committee was able to take almost immediate advantage of Public Law No. 535 (1938), amended again by Public Law No. 63 (1939), which authorized the President to detail U.S. government employees for temporary service for periods of up to one year to the governments of the American Republics “if such government is desirous of obtaining the services of a person having special scientific or other technical or professional qualifications.” Congressional appropriations for other kinds of projects were delayed for a year, however, until the passage of Public Law No. 355 (1939), in August, provided the necessary enabling legislation to allow the United States “to utilize the services of the departments, agencies, and independent establishments of the Government in carrying out … reciprocal undertakings and cooperative purposes” set forth in the 1936 and 1938 inter-American treaties.
Based on the committee records alone, it is not possible to ascertain in any detail what impacts these projects had in Latin America or how they were viewed by Latin American leaders or publics. Assessing the reaction in Washington is made somewhat easier by the steady, if incremental growth in the committee’s programs. Between 1940 and 1944, the committee budget grew by an order of magnitude to $4.5 million. By 1944, the committee had coordinated 72 details of U.S. government experts to other countries, averaging 6 months per detail, at an additional cost of $270,000. Clearly the committee, its supporters in the Roosevelt Administration, and its Congressional funders were satisfied, albeit probably not overwhelmed by the success of the program. The war had not crossed the Atlantic into Latin America, and that alone one might speculate could be argued as sufficient reason to continue to support anything that looked like it had any value at all.
What is more important for our purposes here, however, is the evolving rationale offered by the committee for its actions. During its first few years of operation, committee documents highlight the importance of “practical, reciprocal cooperation” in identifying projects. The two largest categories of details were agricultural and fisheries experts (13 and 12, respectively). Committee reports indicate that projects were chosen out of a common belief “in the efficiency of practical day-to-day collaboration” and that the goals of “friendship in a peaceful American world” required that they be “cooperative” and “of practical value” and convey “reciprocally mutual benefits.” In this fashion, the committee sought to undermine two potential criticisms, that the projects were being undertaken for propaganda purposes and that they were simply giveaways of U.S. money and resources to Latin America. Thus, committee selection rules insisted that both the United States and its partner benefit from potential projects. U.S. benefit was determined by the sponsoring agency, but benefit to the host country was more difficult to ensure. To address this concern, Public Law No. 63 (1939) required that any detail of U.S. experts to a foreign government be preceded by a formal request for the project by the host country. Likewise, host governments were encouraged and in some cases required to share in the costs of many committee projects. In short, at least in its early years, the committee went out of its way to choose projects that it could defend as having clear, tangible benefits for all of the countries involved and that it could argue would bring U.S. and Latin American partners together in a spirit of good will and with the intention of building “closer relationships with the other American republics.”
In late 1941 and early 1942, however, two events combined to alter the committee’s outlook. The bombing of Pearl Harbor in December 1941 radically altered the stakes of inter-American cooperation and quickly brought nearly all of the American republics into a state of war with both Germany and Japan. Soon thereafter, in Spring 1942, the committee’s formal housing in the State Department was moved from the Division of American Republics to the Division of Cultural Relations as part of a larger Departmental reorganization. Although always officially an inter-departmental committee, by 1942 with 27 member agencies, the committee’s chair and staff had always resided within the State Department.
Given the evolving logic of the committee’s work, geared as it was toward improving relations between the peoples and governments of the Americas, this moved seemed at first blush obvious. The State Department’s Division of Cultural Relations had been created in 1938 “for the purpose of encouraging and strengthening cultural relations and intellectual cooperation between the United States and other countries.” However, DCR, as the Division was called, had operated at a fairly small scale and received little notice until the outbreak of war. By 1942, the budget of the Committee on Cultural Relations with the American Republics far outstripped that of DCR. By moving the committee to DCR, the State Department would combine under one umbrella all of its efforts to strengthen cultural relations between the United States and other countries of the world.
Within the State Department, the move caused few complaints. Rhetoric in defense of the committee underwent a subtle shift, reflecting the emphasis at DCR on cultural cooperation and understanding. Sumner Welles and Assistant Secretary of State G. Howland Shaw spoke of the committee in terms that emphasized their “scientific, economic, cultural, and social endeavor” and pointed to its value in generating “better understanding of our ways, means, and methods of life” and improving “inter-nation and inter-people understanding.” Consistent with DCR’s mission, the new rhetoric of justification stressed the construction of a positive image of the United States and the export of that image abroad. As Welles framed the committee’s mission at a meeting in August 1942, “Effective international cooperation cannot exist unless there is an appreciation and understanding in each country of those problems of other countries which arise from national customs, traditions, achievements, and philosophies of life. … We have the task of learning to appreciate and understand the viewpoints, traditions, and customs of our neighbors in the other American Republics and of making it possible for them to see our problems and ways of life—not by propaganda or proselyting, but rather by the joint execution of useful undertakings and through the personal associations incident thereto.”
For many of the other members of the committee, however, relations with their new hosts in DCR quickly soured. While the new rhetoric was not, in and of itself, a problem, the committee’s location in DCR led to an emphasis on the cultural projects, especially in budgetary terms, where culture was defined in relatively narrow terms. For committee members from other government departments, the program had derived significant early success from its emphasis on projects of practical value, especially in areas of scientific and technical expertise and competence, and that success was now in danger of evaporating. The shift to DCR also gave rise to a second set of questions about the administrative positioning of the committee. Initially, the committee had operated as an independent program in the office of the Under Secretary of State. The shift to DCR lowered the committee two tiers within the State Department organization, well below not only its previous position in the Department but its organizational status with respect to most other federal agencies as well.
By the end of 1943, dissatisfaction with the new arrangements had reached sufficiently high levels that, in January 1994, the State Department returned the committee to independent status within the Office of American Republic Affairs and assigned it a permanent Chairman and an Executive Secretary, reestablishing its former status and significantly boosting its institutional infrastructure. Two years of deliberations under DCR had honed what most members outside the State Department saw as the committee’s core mission—scientific and technical cooperation— and after the 1944 reorganization that mission was given new prominence, independent of the goal of improving cultural relations. In his February 1944 Report to the President on Closer Relationship Between the American Republics, Acting Secretary of State Edward Stettinus (who had replaced Cordell Hull) outlined the new logic of the committee’s operations:
Programs of this character are an effective means of achieving international, hence national, security. Measures which spread an understanding of the democratic way of life and diffuse scientific knowledge useful in organizing it may be made the support of political and economic peace measures. In this connection it should be emphasized that the amelioration of the lives of common men is actually achieved only as they learn new ways of doing things. Thus the cooperative program may provide means of creating necessary conditions for orderly and peaceful development. In providing the world’s peoples with the means of doing better for themselves, the American people will be creating conditions favorable to the development of their own way of life; and in this prospect alone is true national security.
For the first time in defending the committee, Stettinius articulates in this statement the connections between scientific cooperation, development, and peace and security that would be highlighted in postwar programs of technical assistance. For the first time, too, as foreign policy officials began to look toward war’s end, we see the glimmerings of the idea that what is necessary for American security is a significant reordering of world affairs—as well as the role that scientific and technological cooperation might play in bringing that transformation about through stable, peaceful means. Highlighting further the new importance attached to scientific cooperation by the committee, Raymund L. Zwemer was appointed as its new Chairman. Zwemer was the son of a missionary preacher and a professor of anatomy at Columbia University with a PhD from Yale. He had spent the previous two years giving lectures on medical topics in Latin America through the committee’s programs, and so was uniquely suited to lead the committee under its new mandate, especially, as we will see, in the crucial years of transition between that followed. Eventually, after leaving the committee, Zwemer went on to become Executive Secretary of the National Academy of Sciences and the National Research Council, Chief of the Science and Technology Division of the Library of Congress, and Chief of the Division of International Cooperation in Scientific Research for UNESCO.
|
Привлечение наших латиноамериканских соседей.
Правительства уже давно приступили к выполнению некоторых планов международного научного сотрудничества, в том числе в области колониальной научной политики, а также в области технических программ и обменов между странами. Однако после Второй мировой войны внешняя политика Соединенных Штатов придавала этим видам деятельности в международном мироустройстве особый смысл и значение. При этом внешняя политика США конца 19 и начала 20 веков основывалась на усилиях, направленных на содействие интеллектуальному обмену и сотрудничеству между странами мира. Так эти действия привели к созданию международных организаций и Лиги Наций. Но при этом существуют серьезные различия в международном научном сотрудничестве в течение этих двух периодов создания организаций. Во-первых, многие довоенные международные организации действовали как частные лица. В этих организациях не правительства, а отдельные люди сотрудничали друг с другом, выполняя при этом собственные профессиональные, а не геополитические задачи. Во-вторых, значительная часть довоенной деятельности организаций является оправданием логики того, что обмен научным опытом связан с формами более широкого интеллектуального и культурного обмена. Существенным отличием также является поствоенное обоснование связей сферы научного сотрудничества с технологической и экономической сферами, а также со сферой обеспечения безопасности. Я считаю, что эти два отличия в теории проведения политики США в Латинской Америке с 1938 по 1945 год были созданы искусственно. Когда президент США Франклин Д. Рузвельт пришел к власти в 1933 году, ему нужно было немедленно решать проблемы, вызванные застоем в американской экономике. Однако вместо этого, Рузвельт во время своих первых ста дней у власти начал решение новых внешнеполитических задач, по крайней мере, в одном регионе мира - в Латинской Америке. В своей инаугурационной речи Рузвельт заявил, что его внешняя политика будет политикой «добрососедства» по отношению к другим странам мира, а в своей апрельской речи он сформулировал новые идеи, которые раскрывают сущность этой политики по отношению к странам Латинской Америки. Следующим летом, он претворил свои принципы в жизнь. Он отказался от использования Америкой права на военное вмешательство при нескольких переворотах в кубинском правительстве, что снискало поддержку, как в обществе, так и у официальной власти во многих республиках Латинской Америки.
Все чаще его политику называют Политикой добрососедства. С возрастанием напряженности в Европе межамериканские отношения приобретали все большее значение в глазах Рузвельта. Теперь Рузвельт увидел необходимость включения Латинской Америки в соглашение по обеспечению безопасности, целью которого станет предотвращение распространения войны в своем полушарии. Лидеры США и Латинской Америки встречались в 1936 году в Буэнос-Айресе, а затем в 1938 году в Лиме, чтобы заложить основные принципы межамериканского сотрудничества и не позволить Европе втянуть их в активную войну. После совещания в Лиме, Рузвельт заявил о своем желании превратить эти серьезные достижения в «конкретные программы, направленные на более тесное и более эффективное сотрудничество между правительством, народом Соединенных Штатов и нашими соседями в двадцати республиках на юге». В ответ на это советники Рузвельта создали новый комитет с уместным и незамысловатым названием - Межведомственный комитет по сотрудничеству с американскими республиками. Комитет начал работу в мае 1938 с определения проектов и мероприятий, «в которых правительство Соединенных Штатов может сотрудничать с другими американскими республиками на основе их взаимной выгоды». Комитет состоял из главных государственных руководителей под председательством Самнера Уэллеса - заместителя государственного секретаря. В его докладе, представленном в ноябре 1938 года, содержалось подробное описание предлагаемых проектов, список которых был заверен подписями основных правительственных лиц и представлен Рузвельту.
По программе, предложенной в первом докладе Комитета, предлагается выделить около 1 миллиона долларов США на осуществление проектов в каждом из 13 учреждений, к сфере деятельности которых относится оказание помощи сельскому хозяйству (350.000 долларов США), Государственному совету по чрезвычайным ситуациям (176.000 долларов США), а также Службе здравоохранения (100.080 долларов США). Предлагаемые проекты имели широкую сферу деятельности, включая не только такие вопросы, как учет земель и лесных насаждений, подготовка кадров для использования метеорологической техники, строительство межамериканской автомагистрали, обмен специалистами в области рыболовства, усовершенствование сбора статистической информации, производство фильмов для распространения среди населения США и Латинской Америки, гранты для библиотекарей, собирание народной музыки, этнологические исследования «коренных жителей Нового Света», создание центрального Бюро переводов в Государственном департаменте, исследования тропических болезней, нахождение способов упрощения паспортного контроля и требований для пребывания и нахождения туристов в стране, а также и другие важные вопросы.
Обоснование предложенных в докладе проектов заключается в том, что проекты включают в себя «исследование, изучение и предложение мероприятий, которые могут быть осуществлены в тех американских республиках, которые пожелают участвовать в них», а также «проекты по расширению образовательных, научных и технических возможностей для некоторых учреждений». Особое внимание уделяется «межправительственному сотрудничеству», «консультациям у специалистов», «предоставлению услуг по профессиональной подготовке авторитетных иностранных государственных должностных лиц», «обменам студентами и преподавателями», и переводам американских правительственных изданий, «особенно тех, которые касаются здравоохранения, образования, научных и технических вопросов, а также торговли, охраны природы и так далее». Эти проекты были направлены на осознание «возрастающей важности культурного сотрудничества» и «того, что в республиках Нового Света имеется одинаковое понимание того факта, что благосостояние сообщества американских государств требует более тесных и дружеских связей, а также двустороннего сотрудничества в рамках этой программы, которое может помочь в достижении наших общих американских идеалов».
Комитет получил несомненную пользу от принятия Общественного закона № 535 (1938), с внесенными потом дополнениями в виде Общественного закона № 63 (1939), который дал президенту право направлять государственных служащих США на временную службу в правительства стран американских республик на срок до одного года, «если их правительство нуждается в услугах какого-то лица, имеющего особые научные и другие технические или профессиональные навыки». Однако ассигнования Конгресса на другие виды проектов были отложены на один год, до тех пор, пока принятие в августе Общественного закона № 355 (1939), не привело к утверждению законопроектов, разрешающих Соединенным Штатам «использовать услуги департаментов, ведомств, и независимых учреждений правительства при выполнении двусторонних соглашений... и достижении совместных целей», определенных в межамериканских договорах 1936 и 1938 годов.
Основываясь только на отчетах Комитета, не представляется возможным выяснить подробности влияния осуществления этих проектов на Латинскую Америку или подробности того, как это влияние рассматривалось латиноамериканскими лидерами и общественностью. Оценить реакцию Вашингтона легче, судя по постоянному увеличению числа программ этого Комитета. В период с 1940 по 1944 годы бюджет Комитета увеличился на 4,5 миллионов долларов. К 1944 году Комитет координировал 72 группы правительственных экспертов США в других странах, в среднем на 6 месяцев деятельности каждой группы выделялось 270 тысяч долларов. Очевидно, что Комитет и его сторонники в администрации Рузвельта, а также спонсоры Комитета в составе Конгресса были удовлетворены программой, хотя и не потрясены её успехом. Война еще не пересекла Атлантический океан и не дошла до стран Латинской Америки, и поэтому еще работало убеждение в том, что существует достаточно причин для продолжения поддержки всего того, что кажется имеет хоть какую-то ценность.
Наиболее важным представляется здесь разработка Комитетом разумного обоснования своих действий. Созданные в течение первых лет работы Комитета документы подчеркивают важность «реального взаимовыгодного сотрудничества» при разработке проектов. Двумя крупнейшими классами экспертов были эксперты в области сельского хозяйства и рыболовства (13 и 12 соответственно). Доклады Комитета свидетельствуют о том, что проекты отбирались исходя из всеобщей убежденности «в эффективности реального каждодневного сотрудничества» и в том, что достижение целей «дружбы в мирном американском сообществе» требует того, чтобы они основывались на «сотрудничестве» и «его практической значимости», а также осуществлялись «на основе взаимной выгоды». Таким образом, Комитет стремился предотвратить две потенциально возможные волны критики того, что проекты осуществлялись лишь в целях пропаганды, и что они были просто каналом утечки денег и ресурсов в Латинскую Америку. Таким образом, комитетские правила отбора проектов основывались на том, что и Соединенные Штаты и их партнеры должны получать выгоду от возможных проектов. Выгоды США обеспечиваются финансирующим проекты учреждением, а вот выгоду для стран, в которых осуществляются эти проекты, обеспечить труднее. Для решения этой задачи в соответствии с Общественным законом № 63 (1939) требуется, чтобы все данные американских экспертов по осуществлению проекта для иностранного правительства сначала официально запрашивались принимающей страной. Кроме того, правительства принимающих стран поддерживали США, а в некоторых случаях предлагали разделить с США расходы по многим проектам Комитета. Иными словами, по крайней мере, в первые годы своего существования Комитет выбирал проекты, которые он мог бы представить как дающие очевидные и ощутимые преимущества для всех участвующих стран, и которые могли бы убедить США и их латиноамериканских партнеров объединиться по доброй воле и построить «более тесные отношения с другими американскими республиками».
Однако в конце 1941 и начале 1942 годов, два связанных события изменили перспективы Комитета. Бомбардировка Пёрл-Харбора в декабре 1941 года радикально изменила характер межамериканского сотрудничества и быстро привела почти все американские республики в состояние войны с Германией и Японией. Вскоре после этого, при крупном ведомственном преобразовании весной 1942 года Комитет официально вошел в состав Государственного департамента и был переведен из Отдела по американским республикам в Отдел по культурным связям. Официально межведомственный комитет к 1942 году имел в своем составе 27 учреждений, председателя комитета и штат сотрудников, постоянно состоявших в Государственном департаменте.
С учетом меняющегося порядка работы Комитета, направленного на улучшение отношений между народами и правительствами стран Северной и Южной Америки, это изменение, казалось, сразу бросалось в глаза. Отдел по культурным связям в составе Государственного департамента был создан в 1938 году «в целях поощрения и укрепления культурных связей и интеллектуального сотрудничества между Соединенными Штатами и другими странами». Однако, ОКС, названный именно отделом, действовал в довольно небольших масштабах и имел малое значение до начала войны. К 1942 году бюджет Комитета по культурным связям с американскими республиками превзошел бюджет ОКС. В результате сближения функций Комитета и функциями ОКС Государственный департамент хотел объединить их усилия, направленные на укрепление культурных связей между Соединенными Штатами и другими странами мира.
В Государственном департаменте сближение Комитета и ОКС объяснялось несколькими доводами. Доводы в защиту Комитета немного изменились, они ставили акцент на культурном сотрудничестве и взаимопонимании в ОКС. Самнер Уэллс и помощник госсекретаря Г. Хауланд Шоу, говоря о Комитете, подчеркивали его «научное, экономическое, культурное и социальное направление», и указывали на его большое значение в формировании «лучшего понимания общих путей, средств и методов выживания» и «межгосударственного и международного взаимопонимания». В соответствии с задачей ОКС новые доводы доказали необходимость создания положительного имиджа Соединенных Штатов и укоренения этого имиджа за рубежом. Уэллс сформулировал задачу Комитета на августовском совещании в 1942году: «эффективное международное сотрудничество не может существовать, если в каждой стране нет знания и понимания проблем других стран, которые вытекают из национальных обычаев, традиций, достижений и философии жизни. ... Мы должны научиться ценить и разделять взгляды, традиции и обычаи наших соседей в других американских республиках и дать им возможность видеть наши проблемы, а не просто пропагандировать, чтобы привлечь их на свою сторону. Но это должно происходить посредством совместного выполнения обязательств по заключенным соглашениям и с помощью личного контакта в случае возникновения сложных ситуаций в этой сфере». Однако у многих других членов Комитета в ОКС отношения с новыми принимающими сторонами быстро портились. Несмотря на то, что новая риторика сама по себе не создавала проблем, ввод Комитета в ОКС привлек особое внимание к проектам в области культуры, особенно в условиях существовавшего бюджета, где культура была представлена в относительно скромных размерах. Для членов комитета из других правительственных ведомств программа сначала имела значительный успех, так как проекты, проводимые в её рамках, обладали практической ценностью, особенно в области научно-технических знаний и экспертизы, но теперь этот успех мог просто улетучиться. Возрастание роли ОКС также вызвало увеличение второго списка вопросов по поводу административного положения Комитета. Первоначально этот комитет действовал как независимая программа в Управлении заместителя государственного секретаря. Перевод в ОКС понизил статус Комитета в рамках организации Государственного Департамента на два уровня, что значительно ниже не только его предыдущей позиции в Департаменте, но его организационного статуса по отношению к большинству других федеральных учреждений.
К концу 1943 года неудовлетворенность новыми соглашениями достигла достаточно высокого уровня, и поэтому в январе 1994 года Государственный департамент вернул Комитету независимый статус в составе Управления по делам американских республик и назначил в нем должность постоянного председателя и исполнительного секретаря, вернув его прежний статус и значительно поддержав его организационную инфраструктуру. Два года дискуссий по ОКС привели к тому, что большинство служащих, не являющихся членами Государственного департамента, видели основную задачу Комитета в научно-техническом сотрудничестве, и изменение этой задачи после 1944 года, её отрыв от цели улучшения культурных связей, придало ему новую известность. В 1944 году в февральском Докладе Президенту об улучшении отношений между американскими республиками, исполняющий обязанности государственного секретаря Эдвард Стеттинус (который заменял Корделла Халла) рассказал о новой программе действия Комитета:
Программы такого характера являются эффективным средством достижения международной, а, следовательно, и национальной безопасности. Меры, которые направлены на понимание демократического образа жизни и на распространение научных знаний могут оказать поддержку политическим и экономическим мерам в достижении мира. В этой связи следует подчеркнуть, что улучшение жизни простых людей на самом деле достигалось только изучением новых способов выполнения этой задачи. Таким образом, совместная программа может предоставить средства для создания необходимых условий для спокойного и мирного развития. Помогая населению всего мира улучшать свою жизнь, американский народ будет создавать благоприятные условия для развития своего собственного образа жизни, а это и есть единственная перспектива обеспечения подлинной национальной безопасности. Впервые в настоящем заявлении, защищая Комитет, Стеттинус говорит о связях между научно-техническим сотрудничеством, развитием, миром и безопасностью, которые должны быть отмечены в послевоенных программах по оказанию технической помощи. И также впервые, по мере того как управляющие внешней политикой стали обращать внимание на окончание войны, мы видим проблески идеи о необходимости существенного изменения мирового порядка для американской безопасности и что научно-техническое сотрудничество может играть большую роль в проведении этого изменения уже проверенными мирными средствами. Далее отмечая новое значение, которое придается Комитетом научному сотрудничеству Раймунд Л. Цвемер был назначен новым председателем Комитета. Отец Цвемера был миссионером-проповедником, а сам он работал профессором анатомии в Колумбийском университете, а получив степень доктора философии в Йельском университете, Цвемер провел предыдущие два года, читая лекции на медицинские темы при выполнении программ Комитета в Латинской Америке. Он максимально подходил для руководства Комитетом по свому новому мандату, особенно, как мы еще увидим, в решающие годы дальнейшего переходного периода. В конце концов, после своего ухода из комитета, Цвемер продолжал свою деятельность, побывав исполнительным секретарем Национальной академии наук и Национального научно-исследовательского совета, и главой Научно-технического отдела библиотеки Конгресса, а также главой Отдела международного сотрудничества в области научных исследований под эгидой ЮНЕСКО.
|
