К вопросу о лингво-ментальном аспекте переводческой деятельности

Т. А. Фесенко

С позиции когнитивного переводоведения процесс перевода может интерпретироваться как восприятие одного вида информации (текст на ИЯ) и трансформация ее в другой вид (текст на ЯП). Трансформирующей инстанцией является когнитивная система переводчика.

Актуализируя в своей работе лингво-ментальный аспект деятельности переводчика, мы выделяем в качестве прерогативной проблему соотношения когнитивных единиц и вербальных значений, которая на сегодняшний день не имеет однозначного решения.

Многочисленные исследования убедительно свидетельствуют, что возможные различия между когнитивными процессами автора ИТ и его переводчиков обусловлены различиями в культуре и находят отражение в языке. Смысловое пространство культуры, как и человеческое сознание, детерминируется в определенной степени границами этнического языка.

Все ментальные операции с когнитивными структурами становятся возможными лишь при их кодировке на языковом уровне сознания, то есть когда они обретают вербальное оформление, и содержание ментального мира человека обретает для него свое существование лишь в результате его кодировки в границах знаковых систем определенных социумов. Переводчик, как правило, репрезентирует содержание ментального мира автора ИТ по "алгоритму" своей культуры, которой он принадлежит (в том числе и языковой).

Оптимальный перевод обусловлен не только знанием переводчика "алгоритмов" чужой культуры, но также перечислением ментальных пространств автора ИТ и переводчика. В этой связи необходимо подчеркнуть, что ментальные пространства индивидов никогда не могут полностью совпадать, поскольку они определяются индивидуальными знаниями и репрезентируются индивидуальным "вербальным кодом". Индивидуальные ментальные пространства могут иметь лишь "общие зоны", и перевод будет тем успешнее и результативнее, чем шире "зоны пересечения" индивидуальных ментальных пространств автора ИТ и его переводчиков. Именно "совмещенная зона" индивидуальных ментальных пространств обусловливает вербальную репрезентацию психосемиотических особенностей автора ИТ средствами ЯП.

Ментальный мир человека предполагает корреляцию структур мысли и языка. Связь мышления с естественным языком опосредуется так называемым "языком ментальных построений» (ЯМП), одним из структурных компонентов которого является "концепт", интерпретируемый нами как "образ" фрагмента действительности, маркированный национально-культурной спецификой и подвергшийся когнитивной переработке. Например, концепт "очередь" вызовет в сознании русского человека (и человека, знакомого с советским периодом) ментальный образ нескончаемой череды измученных, озлобленных, смирившихся людей в соответствующем эмотивно-психологическом контексте. Для европейцев этот концепт будет иметь другое наполнение, от безликой справки о существовании данного феномена в советский период, до несколько утрированного представления (гротескного, но однобокого по своим валентным связям) на основании прочитанного одноименного рассказа Вл.Сорокина. Концепты, таким образом, позволяют реконструировать этноментальный мир человека и дают ключ к пониманию культуры.

Практически любой концепт может быть переведен с одного языка на другой (с возможной редукцией содержания), то есть, подвергнут "перекодирующей интерпретации" и репрезентирован в иной вербальной форме. Однако общий вербальный код для представителей различных культур отнюдь не является гарантией их взаимопонимания на уровне индивидуальных ментальных пространств.

Понимание в контексте концептуального перевода происходит таким образом, что переводчик вызывает ментальный образ (концепт) к соответствующей языковой единице. Концепты и языковые единицы взаимно активизируют друг друга. Вызванные у переводчика концепты и ассоциации подкрепляются солидными фоновыми знаниями. Но и здесь переводчика подстерегает опасность, поскольку он может активизировать иные концепты, чем носитель родного языка, или чем те, которыми оперировал автор ИТ. Переводчик, руководствуясь собственной языковой компетенцией, должен проверить, является ли выбранная им языковая форма оптимальным выражением того концепта, который стоял за вербальной формой ИТ. В этом случае он может апеллировать лишь к собственной межкультурной компетенции и активизировать все свои когнитивные ресурсы, чтобы гармонизировать две несовпадающие языковые системы. Перевод отражает лингво-ментальные структуры определенного лингвокультурного общества, поскольку при переводе имеет место интерпретация переводчиком чужих воззрений в соответствии с собственными исходными посылками.

Для реализации оптимального перевода переводчик не только языком, но - в идеале - и культурой общения стремится к тому "образцу", который сложился в сознании носителя языка. Поэтому переводчик должен обладать межкультурной компетенцией, интерпретируемой нами как интеграция ментальных репрезентаций, фоновых знаний и вербальных действий.

Межкультурная компетенция обусловливается готовностью к межкультурной коммуникации с соблюдением как социальных норм, так и речевого этикета носителей иной культуры и языка. Национальная специфика иностранного языка проявляется в речевом этикете, при имеющемся знании которого у переводчика, тем не менее, зачастую происходит прагма-лингвистический перенос, когда родные образы действия и языковые значения переносятся на чужой язык. Переводческих - и коммуникативных -неудач будет тем меньше, чем обширнее у переводчика знания чужой культуры и менталитета. Переводчику необходимо знать национальную специфику иностранного языка, особенности национального характера, под которыми следует понимать устойчивую совокупность специфических для данной культуры ценностей, установок, поведенческих норм (но не генетически заданные нравственные и психические черты нации). Так, общеизвестно, что для русского менталитета характерна тенденция к крайностям, ощущение непредсказуемости, свое "видение мира". Склонность русских к "тоске" и "удали" стало уже общим местом в описании русского характера. Эта интеграция взаимоисключающих, по сути, друг друга крайностей находит отражение в языковых образах русского характера и обусловливает их непереводимость на иностранные языки. Без учета концептуальных основ перевода невозможно, как представляется, перевести с русского языка: - Ямщик, уныло напевая, качает буйной головой. Здесь переплелись "тоска" и "удаль"; причем тоска русская - это общая тоскливая аура, это вселенская неприкаянность человека, когда он точно не знает, что ему надо, но реально осознает, что это недостижимо.

Как свидетельствует анализ практического материала, переводной вариант зачастую являет собой "проекцию", возникаюшую у переводчика на основе исходного инварианта и не сохраняющую ему тождественность по своей "семантической массе", например:

....fuehlt die Kaelte aufsteigen, die diesem Zwang gewoenlich folgt [ibid : 31].

Смысловое содержание концепта "Zwang" складывается как семантическая совокупность следующих составляющих лексем: "Drunk", "Noetigung", "Vergewaltigung", "Muss", "Pression", "Gewalt" с ядерным компонентом "Unfreiheit". Давление, принуждение - как посягательство на свободу - предполагает наличие в лингвоментальной структуре немецкого менталитета в качестве своей логичной завершенности компонента с ядерным смыслом "внутреннее сопротивление", созвучным с практичностью, терпением, здравомыслием и трезвым расчетом, веками культивируемыми в немецком социуме. Трезвый расчет и прагматичность инкорпорированы в семантическую основу концепта "gewoenlich", то есть "по установившемуся обычаю, привычно".

В русском переводе эти концепты имеют следующую вербальную репрезентацию: - она чувствует, уже пополз холодок, верный спутник безутешности [там же: 194]. Концепт "безутешность" явно нетождествен по своему смысловому наполнению немецкому инварианту "Zwang", поскольку его идеографическое поле составляют вербальные варианты "ничем не утешаемый", "отчаянный", "ничем не вознаграждаемый" с интегральным компонентом "безвыходный". Концепт "безутешность" маркирован смысловыми признаками русской лингвоментальной модели, инкорпорирующими "смирение", "пассивность", "непротивление".

В русском переводе немецкий концепт "gewoenlich" контекстуально вербализирован как "верный спутник". Эта вербализация воспринимается русским реципиентом как привычное клише, соотносимое с закрепленным в его практическом сознании ассоциативным образом.

Таким образом, инвариантные и переводные концептуальные структуры аранжированы в различном психологическом ключе и репрезинтиру-ют разные лингвоментальные модели, что может быть обусловлено как появлением "зон непонимания" при взаимодействии переводчика с исходным текстом, его целевой установкой и спецификой реализуемых ментальных процессов переводчика.

В чем заключается операциональная составляющая процесса перевода как когнитивной деятельности (но не процесса функционального обмена ИТ на КТ)?

Исходный текст после своей проекции из реальной коммуникативной ситуации в ментальную реальность переводчика становится объектом ментальных процессов. Первоначальная обработка спроецированного ИТ осуществляется в "неконтролируемом рабочем пространстве", где в его обработке участвуют, прежде всего, схемы и фреймы (как структурные рамки долгосрочной памяти). На основе получаемых данных переводчиком разрабатывается макростратегия, которая определяет координаты перевода и регулирует дальнейшие ментальные процессы, протекаемые затем в "контролируемом рабочем пространстве". Необходимо подчеркнуть, что практически во всех ментальных процессах перевода наличествуют интуитивные суждения и спонтанные ассоциации. Интуиция - это, прежде всего, выражение индивидуальности переводчика. Именно благодаря интуиции реализуется "поставка" языкового материала и осуществляется "ассоциирование" языковой компетенции переводчика с реальной ситуацией и фрагментом действительности с целью определения семантических "координат понимания".

Данный этап процесса перевода обусловлен, на наш взгляд, этно-культурно-маркируемой ассоциативной компетенцией переводчика, которая играет определяющую роль в выявлении переводчиком ассоциативного значения при решении им дальнейших микростратегических задач. Вслед за другими исследованиями ассоциативное значение интерпретируется нами как модель отношений и взаимосвязей реального, ментального и вербального, лежащая в основе "когнитивной организации" переводчика (индивида вообще) и репрезентируемая им через мышление и высказывание (переводной КТ).

На следующем уровне реализуются собственно переводческие процессы, детерминируемые лингвокогнитивной компетенцией переводчика. Процесс перевода обусловлен сложнейшими ментальными процессами, протекающими в специальных "модулях", причем, каждый из этих "модулей" использует информацию и правила вербального характера, в связи с чем "лингвистическая" компетенция переводчика является необходимым условием выполнения "модулями" своих задач.

Следовательно, оптимальное решение переводческих задач обусловливается не только когницией переводчика, но и его ассоциативной компетенцией, детерминирующей этнокультурную выраженность концептуальных структур и их вербальных кодов, презентирующих этноментальные модели определенного лингвокультурного мира.

Итак, подытоживая рассмотрение специфики перевода в контексте когнитивного переводоведения, можно заключить, что несовпадение лингво-ментальной модели ИТ и его переводного КТ обусловлено, с одной стороны, отсутствием "общих зон" ментальных пространств автора ИТ и его переводчика (или чрезмерной узостью их "зон пересечения"), а также, с другой стороны, ориентацией переводчика на "алгоритм" лишь своего культурного пространства.

1. Вольф Кр. Избранное. М., 1988.

2. Wolf Chr. Kein Ort. Nirgends. Berlin - Weimar, 1979.